Последнее время в обществе часто поднимается тема толерантности. Эта тема очень заразительна, и первым желанием бывает, как правило, пропеть толерантности хвалебную оду. Но уместно ли подобное прекраснодушие? Всегда ли хороша толерантность? По сути дела, толерантность – это жизнь в ладу с другими. Но где кончается этот лад? Есть ли границы толерантности?
Любопытно, что в медицине термин толерантность используется в двух разных смыслах. С одной стороны, толерантностью называют устойчивость организма к воздействию ядов. И в этом смысле толерантность – свойство весьма полезное. С другой стороны, толерантностью называют отсутствие или снижение иммунологической реакции на чужеродное тело. И в этом смысле толерантность часто грозит смертью. Но и в одном и в другом случае речь идет о реакции на нечточуждое.
Различные словари трактуют слово «толерантность» тоже различно. Психологический словарь – как гармонию с самим собой и окружающим миром. Брокгауз и Ефрон рассматривают толерантность как веротерпимость. В социокультурном смысле мы обычно говорим об уважении ко всему «иному». Но так ли хороша толерантность, и где ее грань с равнодушием? Вопросы, вопросы…
А вот как отвечают на вопрос о толерантности случайно выбранные люди:
- Толерантность – это склонность к соглашению, нахождению компромисса. Делать это очень сложно. Но приходится. Надо искать компромисса с родителями, с детьми. Ну и на работе тоже приходится с начальством ладить. Так что никуда от этого не денешься.
- Да, я терпим к людям. Я умею слушать, и я думаю, что этого достаточно.
- Это уживаемость со всеми. А иначе как в семье жить? Надо уживаться со всеми – старыми, малыми и прочими.
- Я чужие взгляды уважаю. Не все, конечно, и не всегда, бывают небольшие разногласия, но на то мы и люди. Приходится терпеть.
Теперь определение толерантности, данное в «Декларации принципов толерантности» (подписана 16 ноября 1995 года в Париже 185 государствами членами ЮНЕСКО, включая и Россию). Толерантность означает «уважение, принятие и правильное понимание богатого многообразия культур нашего мира, наших форм самовыражения и способов проявлений человеческой индивидуальности. Ей способствуют знания, открытость, общение и свобода мысли, совести и убеждений. Толерантность – это свобода в многообразии. Это не только моральный долг, но и политическая и правовая потребность. Толерантность – это добродетель, которая делает возможным достижение мира и способствует замене культуры войны культурой мира». Это пространное определение очень сложное. Гранича с демагогией, оно смешивает сферы морали, права, политики, но в целом его можно назвать определением толерантности с точки зрения гуманистической морали.
Человек – существо биологическое, и у него много общего с животным миром. Но наши «братья меньшие» отнюдь не склонны к толерантности. Попросту говоря, черные вороны белую ворону заклевывают. Слабого птенца его собратья по гнезду лишают питания, выталкивают из гнезда и т.п. В общем, в природе царит жестокая дарвинистская «борьба за существование», т.е. полная нетолерантность. Иные и слабые в этом мире не выживают. И «красою вечною сияющая» природа равнодушно взирает на взаимопожирание ее созданий. Более того, сама гармония в природе (вспомним психологический словарь) есть результат бескомпромиссной борьбы за место под солнцем. Не то же ли самое мы видим в людях? Насилия, грабежи, ксенофобия, дискриминация любых меньшинств далеко не редкость в нашем мире. Уже в невинном младенчестве человеческое существо в меру своих слабых сил и возможностей проявляет точно такую же природную агрессивность. Потом, в процессе социализации, в подростковом возрасте, невинности становится меньше, но свирепость, с какой «цветы жизни», собирающиеся в стаи, проявляют свою агрессивность, становится куда как большей. Лишь впоследствии обстоятельства социальной жизни ребенка, его семья, круг, в котором он воспитывается, либо подавляет его естественную агрессивность, либо нет.
Когда задумываешься о толерантности, вспоминается эпизод из гениальных «Трех разговоров» Владимира Соловьева. Один из участников рассуждений на эту тему, старый генерал, предается воспоминаниям о войне в Закавказье. Он подробно вспоминает о том, как российский отряд вошел в одно армянское селение и застал в нем чудовищную картину зверского насилия, совершенного недавно покинувшим это селение отрядом башибузуков. Проявляя чудеса силы и выносливости, «славное православное воинство» настигает в лощине удаляющийся отряд мусульман, окружает его и истребляет всех, всех до единого. После этого с армейскими почестями и с молитвой были преданы земле останки убитых в бою российских солдат. На вопрос поборника толерантности и непротивления злу насилием о том, что стало с трупами убитых башибузуков, генерал, удивленный вопросом, отвечает, что трупы «этих чертовых детей», конечно же, оставили на съедение воронам и шакалам. Последовало возражение: «Но ведь они – наши братья по человечеству!» – «Братья-то братья. Да только братья бывают разные. Вот ведь Каин и Авель тоже были братьями».
Да, говорить о толерантности и непротивлении хорошо и приятно, когда дело не затрагивает лично тебя или твоих близких. Тогда легко рассуждать о необходимости достигать взаимопонимания и компромисса, об особенностях самовыражения башибузуков и об уважении их религиозных убеждений.
А вот один случай из более близкой нам жизни. О нем сообщила пресса. Один пленный солдат находился в рабстве в Чечне. Его в прямом смысле купил один старый чеченец, которому в хозяйстве нужен был раб. Во время одной военной операции пленник был освобожден, снабжен документами, и ему было заявлено, что теперь он может вернуться к себе в Тверскую область. Пленник, правда, сказал, что это бесполезно, так как его и там найдут. Но все же вернулся в семью, где его уже давно считали погибшим. Через некоторое время в эту семью является старик, требуя вернуть ему раба. Старика сдали в милицию, предъявили обвинение по соответствующей статье закона. Но старик никак, ну никак не мог понять, в чем его обвиняют. Он ведь купил раба, купил на свои кровные и заработанные. Почему теперь от него отнимают его собственность, нарушая, заметим, одну из десяти великих заповедей?
Еще только один пример. Когда разразилась Великая французская революция, появилась газета, которая называлась «Друг народа». Ее создал Жан Поль Марат. Вот цитата из этой газеты: «Мы должны победить, и ничего, если ради этой цели погибнут сотни. Мы пожертвуем тысячами ради того, чтобы достигнуть цели – победы Революции. Вокруг нас враги, и мы должны научиться распознавать этих врагов. Вокруг нас те, кто хочет уничтожить нашу Французскую республику». Стоит ли напоминать похожие, только более зверские речи Вождя мирового пролетариата, за одно имя которого до сих пор готовы отдать свою (и чужую) жизнь сотни тысяч людей нашей страны? Толерантность предлагает уважать их безумные идеи, исполненные гуманного стремления к счастью всего человечества. Французские гуманисты так и делали: уважали и боролись не только за право иметь людоедские мнения, но и воплощать эти идеи в расстрелах и советских концлагерях. Мол, надо слушать, понимать и в мирном диалоге искать компромисса! Надо терпеливо вникать в лозунги миллионов: «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается, его уничтожают»! А врагов много – миллионы.
Толерантность взывает: гугеноты и паписты – обнимитесь! палачи и жертвы – облобызайтесь! «Обнимитесь, миллионы! Этот поцелуй всему миру!», – так Шиллер и обессмертивший эти лозунги в своей симфонии Бетховен.
Разумеется, обычно толерантность толкуется не просто как терпимость или безразличие. Говорится, что толерантность – это также уважение, а то и любовь к разнообразию мира, проявляющемуся в культурах, религиях, антропологических типах. Признается только одно ограничение: необходимо, чтобы это разнообразие не выходило за рамки общепризнанной нормы гуманизма. А это предполагает некое согласие человечества относительно этой нормы. То есть толерантность предполагает не полную беспринципность, но некий компромисс. В чем же усматривается критерий, дающий нам право сменить терпимость на нетерпимость? Мы обязаны становиться нетерпимыми, когда сталкиваемся с разного рода ксенофобией: расизмом, агрессивным национализмом и различной этнофобией. Ксенофобия же, как отторжениечуждого, имеет биологические, эволюционные, исторические, идеологические, культурные и всякие другие объяснения.
Скучно, господа! Совершенно понятно, что гуманистически поставленная проблема толерантности – не что иное как проблема выживания и устойчивости человеческого общества. И проблема эта имеет столь же много решений, сколь многообразно бывает общественное устройство. Собственно говоря, на практике проблема толерантности разрешается конкретным правом, законом. Законы же зависят от множества исторических факторов. Помимо норм права в обществах действуют еще и неписаные нормы морали. Они тоже формируются под влиянием различных исторических условий. Короче говоря, допустимые границы терпимости в обществах очень подвижны и относительны. Терпимость к чуждому в каком-нибудь племени, затерянном в амазонских лесах и болотах, – одна. Терпимость жителя многоплеменной и многоязыкой империи – другая. Снимающее, якобы, проблему терпимости стремление к однородности, закрепленное в жестких законах тоталитарного общества, в реальности неизбежно приводит к распаду этого общества, и в результате лишь обостряет проблему. Но и слишком либеральное законодательство, понятное дело, проблему не решает, а попросту ее игнорирует и ведет к тому же хаосу. Вектор исторического движения человечества, если это не оптическая иллюзия, вроде бы, направлен в сторону некоего космополитизма. И, думается, гуманистические призывы к толерантности своим общим патетическим настроем предвосхищают чаемое единство человечества. Но трудно отделаться от мысли, что прекраснодушные призывы к терпимости очень напоминают коммунистические утопические мечты о всеобщем братстве. И то, и другое приравнивает человечество к чисто природному явлению, которое на чисто естественных путях может прийти к «экологической» гармонии. Путем ли ускоренной селекции, как в коммунизме, путем ли просвещения и воспитания, как в гуманистических доктринах. При этом и то, и другое игнорирует реальную непредсказуемость человеческой свободы, игнорирует тот факт, что человек – существо особенное, не укладывающееся в рамки природных законов. Как писал «старик Державин», он раб и царь, червь и бог. Поэтому, сколь бы заметными ни стали до сих пор не слишком заметные успехи гуманизации, они останутся всегда суетными, тщетой века сего, зыбкой корочкой над огнедышащей лавой человеческой свободы и непредопределенности.
Итак, к чему мы пришли? К тому, что толерантность в общественной жизни почти совпадает с понятием правопорядка. Терпимость – необходимый элемент самого существования общества, свойство, вырабатываемое самой природой человеческого общежития. Границы терпимости в обществе определяются законодательством (внутренним и международным). Общества с очень узкими границами терпимости приближаются к тоталитарным. Они по своей природе неизбежно саморазрушаются. Общества со слишком широкими границами терпимости в пределе чреваты анархией и распадом. Для устойчивости общества необходим мудрый баланс между свободой и принуждением. Таких равновесных состояний может быть великое множество. В каждом конкретном случае равновесие определяется культурно-историческими условиями. Все это сами собой разумеющиеся вещи, о которых и говорить не стоило бы. Но.… О толерантности, тем не менее, много говорится. Почему? Во-первых, потому что в любом обществе, даже в границах, допускаемых законом, нетерпимость проявляется на личном и групповом уровне в самых многообразных формах. Ненаказуемые, но совершенно явные расистские и антисемитские выходки, всяческая агрессивность в сфере идеологии, религии, политики, эстетики, спорта.… Всего не перечислишь. Сдерживаемые законом, злобные настроения то и дело грозят перерасти в недопустимые агрессивные действия. И помочь здесь может либо ужесточение законодательства, либо воспитание – процесс длительный, к тому же всегда с неопределенным исходом.
Во-вторых, усиленные разговоры о толерантности являются следствием постепенно набирающей силу глобализации. Границы между разными обществами становятся все более прозрачными. Само общество становится все более мультикультурным и многоэтническим. Таков, во всяком случае, как мы говорили, общий вектор мирового развития. Разумеется, в таком объединяющемся мировом сообществе границы толерантности должны быть шире, чем в обществах изолированных. Собственно, на такую всемирную толерантность направлено ее определение в приведенной выше «Декларации принципов толерантности» ЮНЕСКО. Процесс сложный и драматический, чему мы все сегодня свидетели. Ведь расширение границ толерантности связано с разрушением веками складывавшихся нравственных, идеологических и религиозных устоев и традиций.
Но, пожалуй, самый серьезный, онтологический вывод, который мы можем сделать из проведенного, пусть поверхностного, анализа, состоит в том, что сама терпимость, будучи необходимым требованием писаного или неписаного закона, неизбежно связана с насилием над человеческой свободой. «Слишком широк человек. Надо бы его сузить!» И от насилия никуда не уйти: таковы законы природы и выживания. А христианин сказал бы: таково состояние человека и всего человечества в грехе. И любые попытки выйти из этого состояния собственными силами абсолютно иллюзорны. Это только барон Мюнхгаузен мог вытащить себя за волосы из болота. На самом же деле ему потребовалась бы посторонняя помощь. Скажем, подъемный кран. На таковой «подъемный кран» христианство и указывает своей Благой Вестью, Евангелием.
Тут самое время обратиться к знаменитым словам Иисуса Христа из Нагорной проповеди: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного; ибо Он повелевает солнцу восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Ничего похожего до Иисуса Христа никому и в голову не могло прийти! Любить врагов?! С какой стати? Это противоестественно. С врагами надо бороться, а «если враг не сдается, его уничтожают». Конечно, это крайний случай. Разумнее от врага убежать и спрятаться, не нарываться на неприятности. Еще разумнее найти компромисс и прийти к взаимной толерантности. Тогда не надо будет и прятаться. При этом, конечно, придется произвести над собой некое насилие: компромисс – всегда насилие над собой. Но вот ведь Иисус предлагает нам как нравственную норму нечто противоестественное.
Противоестественное? Так ли это? А естественно ли то состояние человека и всего человечества в грехе, о котором мы сказали несколько выше? Христианство дает на этот вопрос однозначный ответ: Нет! человек пребывает именно в неестественном для него состоянии. Естественным для него, созданного по образу и подобию Божию, вернуть себе искаженную грехом богообразность и обрести утраченное богоподобие. Об этом и говорит ссылка Иисуса Христа на Отца нашего небесного, Который любит злых и добрых. Сыны должны стать похожими на Отца. Звероподобие должно смениться богоподобием. Агрессивная борьба за ускользающую жизнь должна смениться самой Жизнью, объемлющей всё и вся. То, что люди привыкли называть естественным, с христианской точки зрения противно истинному естеству человека. Об этом стонет и кричит каждая клеточка нашего существа ежесекундно. И не только нашего. По словам апостола Павла, «вся тварь совокупно стенает и мучится», ожидая освобождения из бессмысленной и суетной тщеты земной погони за выживание. Залог же богоподобия в человеке – его свобода, то, что принципиально отличает его от всего в этом мире. Нравственное чувство и нравственный выбор, от вспышек немотивированного злодейства до столь же немотивированных подвигов милосердия и сострадания, – вот что отличает человека от всех прочих тварей. Непредсказуемая и не управляемая никакими законами свобода – чудо, нечто сверхъестественное, некая дыра в физической природе, прорыв из царства необходимости в Царство Божие. Свобода – вот то, что встало на пути утопистов, которые кнутом и пряником, террором и уговорами мечтали загнать всех людей в иллюзорное коммунистическое счастье. Свобода – вот то, что при любой самой гуманной, самой благожелательной и самой успешной системе земного законодательства будет всегда бурлить в людях, сопротивляясь насилию любого закона, любого принуждения.
Итак, христианство предлагает людям устремиться из царства необходимости в царство божественной свободы, уподобиться Богу, Который любит злых и добрых. Но как? Бессмысленно же уговаривать людей: любите своих врагов, уважайте их, не желайте им зла, не мстите. Угрозами, уговорами и воспитанием еще никто никого не полюбил. Любят, потому что любят, а не потому что так надо. Любовь либо приходит сама собой, либо не приходит. Она есть дар, а не обязанность, не заслуга и не предмет торговли. Да, Бог любит все Свое создание, Он светит солнцем всем. Хороший образ для подражания, только уж больно далекий, почти абстрактный. Да и невозможно подражать любви или даже терпимости. «Любовь либо приходит, либо…». Но тут-то и кроется самая суть христианского Евангелия. Любовь пришла! Нет, не наша любовь к Богу и друг к другу, а любовь Бога ко всем нам, любовь, открывшая нам дверь из темницы нашей «природной» несвободы в Царство свободы и любви.
Тайна «события Христа», тайна Креста, – «для иудеев соблазн, для эллинов безумие», – тайна мучительного сострадания, страдания и смерти Бога за нас, ради любви ко всем нам, ко всем людям от Адама до последнего человека. Это не просто солнце или дождь, это само Царство Божие ворвалось в царство «зверя». Царство Божие не просто «приблизилось»: после Креста и Воскресения оно стало ближе и доступнее, чем любой предмет этого мира, потому что оно проникло внутрь самих людей, вверивших свои сердца Благой Вести об их реальном, а не только желаемом спасении. Однако, здесь не место для проповеди, которая, к тому же, насчитывает уже два тысячелетия.
Здесь, после всех рассуждений о толерантности и гуманизме, следует лишь сказать, что только христианское учение об искуплении дает четкое логическое обоснование и онтологическую опору подлинной толерантности. (Правда, здесь необходимо оговориться. Толерантность всегда подразумевает терпимость в отношении чуждого, иного. Но в том-то и дело, что Крест снимает проблему чуждого. Для христианина не может быть чужих. Поэтому в христианстве говорится не о терпимости, а о любви и прощении.) В прекраснодушном и добром гуманизме терпимость не имеет и не может иметь абсолютной логической необходимости и никакого прочного онтологического фундамента. Почему я должен быть терпимым? Почему я должен уважать всех людей? С какой стати, если всё, что я имею, – эта земная жизнь, из которой нет выхода. Это что касается логики. Но христианство – не просто учение с безупречной логической базой. Оно – новая жизнь и, соответственно, особая жизненная практика.
Вот тут и возникнут вполне обоснованные возражения. Они известны: именно жизненная практика христиан на протяжении их истории дала множество примеров безбожной нетерпимости. Чаще всего она была связана с религиозной нетерпимостью. Выше упоминался словарь Брокгауза и Ефрона. Там говорилось: «Веротерпимость является необходимейшим условием развития человечества. Между тем, именно завоевание веротерпимости далось человечеству труднее всего, потому что религиозные представления немыслимы без веры в их абсолютную истинность. Истина же в известном смысле нетерпима». Все это справедливо, если религия остается на уровне убеждений и «представлений». Но там, где христианская вера становится подлинной жизнью во Христе и Его Царстве, нетерпимости наступает конец.
Две тысячи лет назад началась, только началась новая история. Церковь, начавшись с незаметной кучки людей в далекой провинции Римской империи, как семя, только начала прорастать. Иисус Христос любил сравнивать рост Царства Божия с медленным прорастанием незаметного горчичного зерна, с медленным действием небольшого кусочка закваски, с посевом зерна, большую часть которого склюют птицы, и всходы которого будут попалены солнцем и задушены сорняками. Но придет время, и из горчичного зерна вырастет большое дерево, закваска сквасит все тесто, а оставшиеся всходы дадут стократный урожай. Взглянем же непредубежденным взором на то, какие плоды уже принесло христианство. Повсеместная отмена рабства, истекающая именно из стран с христианской традицией гуманизация законодательства и демократизация общества, самые высокие образцы милосердия и благотворительности… Истории мы не видим конца, и нам ясно, что Царство Божие не может осуществиться на этой земле, такой, какая она есть. Но постепенно и зримо влиять на жизнь людей оно может, через самих же людей. И влияет.
Христианин пребывает в состоянии «двойного гражданства». Он, по словам апостола Павла, гражданин «государства в небесах», то есть гражданин Царства Божия. Он принял это «гражданство» через веру, покаяние и крещение, получил «удостоверение» Духа. И в этом Царстве – любовь и свобода. Но при этом он остается гражданином земного царства, в котором царит не Бог и не Христос, а другой хозяин, как бы он ни назывался. В этом царстве – суетная борьба и законы. Эта двойственность на протяжении всей истории Церкви создавала затруднение для мысли и для жизни. После многочисленных проб, ошибок и успехов в разрешении этой дилеммы стало окончательно ясно то, что должно было быть ясным с самого начала: христиане ни в коем случае не должны пренебрегать проблемами и нуждами «века сего», ибо их прямая и неотменяемая задача в этом мире – продолжать дело Иисуса Христа и Его учеников по улучшению этого мира по евангельскому «закону» любви. При этом, оставаясь в рамках культуры и правопорядка своего земного отечества, христианин должен критически относиться к любой существующей культурной и правовой ситуации, судя о них по масштабам своей небесной родины.
Толерантность, будучи одним из требований и достижений современной культуры, – как мы видели, сложное и многогранное явление. Поэтому и к толерантности христианину следует подходить не легкомысленно, но критично. Достойно всяческого поощрения в ней то, что ведет к органическому единению людей во взаимном уважении и братской любви. Заслуживает осуждения та толерантность, которая, закрывая глаза на фактическое или идеологическое зло, тем самым является орудием и проводником зла в мире. Очень важный аспект проблемы толерантности состоит в том, что это труд, это процесс. Это действительно тяжкий труд, и очень не безоблачный, требующий осторожности и мудрости, даруемой вдохновением. Христианину в этом отношении дано одно очень практичное наставление Иисуса Христа: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби». «Голубиная простота», то есть искренность проповеди Царства Божия, в «царстве зверя» для своего успеха должна сопровождаться «змеиной мудростью». Увы, как часто у нас все бывает наоборот, и христиане, если уж мы говорим о них, проповедуют Евангелие любви со «змеиной простотой», то есть с ханжеским лицемерием, и с «голубиной мудростью», то есть в абсолютной глупости и темном невежестве.
http://spbda.ru/publications/arhimandrit-iannuariy-ivliev-etyud-o-tolerantnosti/